Михаил Кречмар: "Развивать охотничье хозяство как отрасль мешает жуткая зарегулированность"

В начале июля Камчатку посетил Михаил Кречмар, главный редактор «Русского охотничьего журнала», зоолог, кандидат биологических наук. В КВТЦ он провел две открытые лекции – о медведях и принципах безопасности, и о присоединении Камчатки к России. В эксклюзивном интервью Михаил рассказал «Камчатскому времени» о целях и предварительных результатах своего визита.

— Михаил, это Ваш второй визит на Камчатку, в прошлом году Вы уже побывали на полуострове. С какой целью приехали в этот раз?

— В первый раз я приехал на Камчатку в августе 2022 г., чтобы посмотреть места обитания бурого медведя – я всё-таки продолжаю себя считать специалистом по бурому медведю, и говорить о буром медведе как о биологическом объекте, не побывав на Камчатке, некорректно. Я очень благодарен директору Кроноцкого заповедника Всеволоду Михайловичу Яковлеву за то, что дал мне возможность побывать. В этом году ситуация другая – я здесь как главный редактор журнала, потому что мы сейчас начинаем цикл проектов – журналы, посвященные регионам. Пробовали работать с федеральными округами, но они слишком большие в нашей большой стране. Поэтому решили работать с отдельными регионами, и начали с немаленького – с Республики Саха (Якутия). Посвятили ей полностью июньский номер и обнаружили, что он очень читаем. Надо понимать, что люди у нас сосредоточены вокруг Москвы и на юге страны, где Краснодар, Ростов-на-Дону, и прочие. Им, конечно, интересно понимать, что происходит везде, и интерес к экзотике имеет значение. Кроме того, сейчас имеет значение ограничение в передвижении наших граждан, которые особо никуда поехать не могут. Но наша страна – 1/6 часть суши – она в их распоряжении. Поэтому я благодарен Правительству Республики Саха за прием и взаимодействие. Следующим регионом выбрали Камчатку для октябрьского номера. В том числе потому, что Камчатка – один из самых развитых охотничьих регионов России, хотя Саха - более развитый.

— Что значит развитых?

— С хорошо поставленным охотничьим хозяйством, где Правительство активно занимается его организацией. Например, в Республике Саха построен «Дом охотника» 16-этажной высоты с вертолетной площадкой на крыше. Это такой аргумент, от которого просто не отмахнешься: люди понимают, зачем охота и зачем она населению республики. Есть очень важная деталь – в удаленных местах эти люди «держат» территорию: в поселке 100-120 человек, но они занимаются охотой, рыбалкой, сбором дикоросов – это наши граждане, они здесь живут. Это общая проблема всего Дальнего Востока.

— Сравнивая Камчатку и Якутию по степени развития охотничьего хозяйства – так же, сильнее, слабее?

— Сложно сказать. В Якутии я побывал в конце марта и два месяца после был с ними в тесном взаимодействии, они до сих пор присылают мне материалы, и мы их печатаем, и будем печатать до конца года точно, а может и дальше. Видна большая заинтересованность в публикации материалов о Якутии в изданиях центральных регионов. С Камчаткой всё только начинается, первый подход к снаряду, так сказать.

— С кем Вы успели пообщаться на Камчатке, где побывали? Какие предварительные выводы, составили мнение о регионе?

— Пока общался с госорганами и представителями охотничьих хозяйств. Чем вы отличаетесь от сахаларов – тем, что у них основа охотничьего хозяйства - это массовый интерес населения к охоте, у них 10% населения охотники. Они реальные охотники – платят деньги за путевки, за РнД и так далее. А население Якутии – менее миллиона. У вас охота последние 30 лет стояла на двух китах: первый кит – соболиный промысел, которых у сахаларов тоже развит, и у них есть крупное ототпредприятие с 13 миллионами гектаров угодий, которое и принимает шкурки, и занимается их переработкой (см. статью «Самый крупный охотпользователь мира» в июньском номере «Русского охотничьего»), на Камчатке подобного нет; второй кит – трофейная охота. С соболем сейчас всё стало плохо, как всегда перехитрили сами себя: открыли третий меховой аукцион в Иркутске (помимо Москвы и Санкт-Петербурга), чтобы продавать пушнину напрямую в Китай - и цена упала на треть. В итоге Иркутский аукцион закрылся, Питерский и Московский аукцион выжили, хотя это был сильный удар по ним. Но самыми пострадавшими оказались именно охотники – те люди, которые в тайге, в тундре, соболя ловят и должны продавать. Надо понимать, что разница между ценой на аукционе и закупочной, по которой отдает охотник в заготконтору – примерно 2,5-3 раза. Просто потому, что никто 1 шкурку и даже 100 на аукцион не примет, соболь продается пластинами/сороками. Трофейная охота базировалась на иностранцах. Интересно в нынешней ситуации, что до сих пор на Камчатку приезжают иностранцы, и даже американцы. То есть запас прочности у Камчатки достаточно большой. Возможно ли будет переориентировать ее на внутренний туризм – время покажет. Потому что в таком состоянии, как сейчас, будем жить еще лет 25-30. И от работы госорганов многое зависит, смогут ли они помочь охотпользователям разнообразить предложение. Некоторые уже предлагают помимо охоты также наблюдение за медведями, рыбалку, видовые туры и другие услуги – люди начинают смотреть более комплексно на процесс природопользования.

— Какой прогноз?

— Мы все будем работать, однозначно, все будем работать, вопрос «как».

— Какие проблемы в охотничьей отрасли Вы увидели, помимо аукционов и снижения числа иностранных охотников?

— У нас есть общие проблемы – в масштабах всей страны нет внятной концепции развития охотничьей отрасли, горизонт планирования – менее полугода.

— А вообще, охотничье хозяйство как отрасль Правительством страны как позиционируется? Ценится? Видит ли само Правительство какие-то перспективы?

— У нас есть Департамент федеральный (Д. государственной политики и регулирования в сфере охотничьего хозяйства, прим. КВ) и руководство этого департамента. Одна из проблем отрасли – это жуткая зарегулированность, и это нарастает. Очень большая проблема – оценка ресурсов, так называемый ЗМУ (зимний маршрутный учет) и всё сопутствующее. Я кстати, придерживаюсь, крайней точки зрения и считаю, что его нужно отменить и передать на уровень экспертной оценки охотпользователей – по простой причине: этого нет нигде в мире. Не потому, что это жуткие деньги. Более того, в нынешнем виде ЗМУ построен на тотальном недоверии к людям. Чиновники не понимают, что если кто-то захочет соврать, то соврет и с регистратором, привязанным к ноге, и с контролем со спутника. Основная надежда на то, что человек сам себе на ногу топор не уронит. И в таком виде охотничье хозяйство существует во всех странах мира, от Германии до Намибии. Другая проблема – незаконная охота. И тут дело не в том, что наши граждане много незаконно стреляют, а в том, что наши правоохранительные органы не рассматривают нарушения законодательства в области охоты как полноценное правонарушение. В моей практике было много таких примеров: мужик украл два мешка картошки у соседа – его сажают на три года, другой мужик стреляет двух косуль в лесу и его отпускают просто потому, что ни полиция, ни дознавательные органы, ни сам судья не понимают, за что человека сажать – за то, что он убил ничейную зверушку. Охотничьи ресурсы – не по букве закона, а в головах правоохранительных органов – ничейные. Они искренне не понимают, за что человеку жизнь портить. Такое отношение – безнаказанность порождает безнаказанность. И незаконная охота происходит не столько потому, что у нас такой зверский народ, сколько потому, что он знает, что ему за это ничего не будет. И драконовские штрафы, и расстрел тут не помогут. При советской власти за убийство тигра в Приморском крае можно было улететь в тюрьму на 8-12 лет, как за человека. И никого это не остановило. Скорее роль сыграет роль неотвратимость наказания. Две основные проблемы – зарегулированность и общая безнаказанность, которая провоцируется правоохранительными органами.

— На Камчатке называют еще две проблемы в отрасли – это снижение интереса к охоте, особенно со стороны молодого поколения, и спад интереса к продуктам охоты. Согласны?

— Я не увидел этого на Камчатке пока, но это проблема общая по всей стране. Очевидно одно – чем хуже мы будем жить, тем выше будет интерес к охоте. Народ будет беднеть и появится спрос.

— В Якутии говорят, что спрос снижается и под действием глобальных трендов на защите животных, например.

— Тем не менее «Сахабулт» реализует почти всё в пределах республики.

— Но у них климат другой, у нас нет таких холодов. Кроме того, продукты охоты – это не только меха, но и мясо, рога, прочее.

— В конце концов, это работа маркетологов. В мире 8 миллиардов человек, и задача маркетологов найти тех людей, которые будут носить меха, есть мясо и покупать сувениры. Проблема как раз в том, что в охотничьей сфере мало толковых маркетологов, умеющих находить потребителей и продавать.

— Нынешний Ваш визит на Камчатку заканчивается – какое взаимодействие с регионом по изучению отрасли планируется в дальнейшем?

— Октябрьский номер «Русского охотничьего журнала» будет полностью посвящен Камчатке, материала достаточно. Дальше будет продолжаться серия публикаций по Камчатке, также как по Саха (Якутии) идет. У вас есть очень толковые люди, готовые нам писать, а мы будем их печатать.

— По Вашей сфере интересов, по медведям – в охоте на медведя на Камчатке есть какие-то проблемы, перспективы?

— Клиенты – главная проблема, нужны клиенты, всё остальное решаемо.

— Что касается снижения интереса к охоте и спада спроса на продукты охоты: возвращение мяса диких животных в специализированые магазины, существовавшие в советское время – это выход?

— Это очень большая проблема сейчас, реализация и переработка продукции охоты – мяса и шкур. И с медведями есть сложность: шкуры мало кому нужны, мясо часто заражено трихинеллезом, но его можно перерабатывать в тушенку – тогда уходит специфический привкус. Что еще можно реализовывать? Зайца, куропатку. Раньше была система магазинов «Дары природы», куда всё это сдавалось, и успешно реализовывалось, никто не умирал, ведь был строгий ветеринарный контроль, существующий и сейчас. Поэтому может быть это и выход. В Якутии тоже пока нет таких магазинов. Это большая проблема во всех регионах – и она требует решения на уровне «Росветнадзора».

— Большая проблема, возникающая ежегодно в разных регионах и на Камчатке, это начинающиеся весной выходы медведей в населенные пункты и следующие вынужденные изъятия проблемных особей. Некоторые видят одним из путей решения снижение стоимости лицензии на медведя либо вообще упразднение платы. Выход ли это?

— Вообще убрать стоимость лицензии. Мы это обсуждали в экспертной группе. Но это ограниченный выход – он дает возможность просто нейтрализовать представляющего опасность медведя, без какой-либо отсылки к официальным органам. На самом деле, у нас в стране сейчас кабан в такой ситуации. Но кабана можно есть. А медведь чаще никому не нужен. Кроме того, это скорее всего не решит проблему с общим ростом численности популяции медведей – а она есть, и будет продолжать нарастать. Поиски решения этой проблемы будут продолжены.

— Будем ждать октябрьский номер «Русского охотничьего», посвященный Камчатке, и другие материалы тоже – они у Вас всегда интересные. Спасибо что поделились своими впечатлениями и экспертным мнением с читателями «Камчатского времени». До новых встреч.

Беседовала Татьяна Примак.

Фото: Русский охотничий журнал